Георгій ПОЧЕПЦОВ, rezonans.asia
Пропаганда набуває найсильніших своїх форм під час криз, а війна завжди одна із типів кризи. Пропагандистський інструментарій сучасної Росії сформований як потужністю та обсягами минулої радянської пропаганди, яка супроводжувала людину від народження до смерті, так і двома подіями вже пострадянської російської історії: виборами Єльцина та виборами Путіна. Вони продемонстрували можновладцям силу і міць несилових методів управління. Це також були кризові події. Єльцин обирався, будучи серйозно хворим, навіть не в змозі з'явитися на екрані. З того часу стала мемом фраза речника Бориса Єльцина С. Ястржембського, який пояснював відсутність Єльцина так: «Президент працює з документами, а його рукостискання — міцне».
Путін обирався, виходячи з характеристик, які хотіли бачити в майбутньому президенті населення, але яких він насправді не мав. Як розповідав режисер В. Манський, який створив документальні фільми про Путіна, електорат слід переконати в тому, що вони у Путіна є. Російська пропаганда у цих двох випадках продемонструвала перемогу над масовою свідомістю, керуючи ретельно підібраною інформацією. І це була пропагандистська війна зі своїм населенням.
Цікавою особливістю пропагандистських воєн є використання слів, за якими відсутня реальність. Коли радянський пропагандист говорив «все прогресивне людство нас підтримує», то це була робота саме з таким фіктивним об'єктом «прогресивне людство», оскільки ні що це, ні який ступінь підтримки визначити неможливо.
Пропагандистські війни можна відокремити від звичного розуміння інформаційних воєн і виділити в окремий тип за такими параметрами:
- Відмінність в обсягах аудиторії: інформаційна війна прагне звуження своєї цільової аудиторії, намагаючись таким чином підвищити свою ефективність, пропагандистська війна націлена на все населення країни, що атакується;
- Інформаційна війна більш короткострокова, пропагандистська війна носить довгостроковий характер, вона в міру свого розвитку охоплює все більше інструментарію, тим і людей;
— змістовна змінність: пропагандистська війна змінює набір своїх наративів у міру трансформації цілей, інформаційна війна досягнувши своєї мети може завершитися.
Пропагандистська війна постійно у розвитку, вона триває нескінченно, інформаційна війна, маючи конкретніші цілі, часто завершується, чи переключається інші цілі, чи перетворюється на режим очікування. Пропагандистська війна у цьому плані є «вічнішим» процесом. Тільки зміна політичного режиму може її зупинити чи наповнити зовсім іншим змістом.
Продовження мовою оригіналу
Сегодня мы стали жить в мире доступности информации, в прошлые десятилетия информация была дефицитным ресурсом. Это одна из причин того, что люди смотрели теленовости более интенсивно, чем это происходит сегодня. Раньше человек искал информацию, сегодня — наоборот, информация ищет человека.
Развитие цивилизации движется по пути преобладания открытых систем над закрытыми. Это касается всего в целом: и работы медиа, и работы государственного управления, бизнес-структуры тоже более успешны вне жестких правил. Страны с жестким управлением типа Северной Кореи замыкают список успешности.
Жесткое госуправление требует и жесткой пропаганды. И то, и другое базируется на системе наказания несогласных, что в свою очередь тоже замедляет развитие страны. Китай объединяет мягкие и жесткие методы. Первые работают на развитие страны, вторые удерживают порядок, что важно для страны с огромным населением.
Для жителей городов это не так хорошо, но возможно, это единственный способ переходного периода к демократическому развитию.
Можно признать, что СССР обладал сильной пропагандой, поскольку имел возможность сделать ее тотальной. На базе ее нарративов существовало все: и медиа, и кино, и литература… И образование, и наука… То есть другой модели мира, чем та, которую давала пропаганда, не было. По сути разрушение СССР совпало с периодом, когда было отменено глушение западных радиопередач.
Политинформация была даже в школе, а детская газета называлась «Пионерская правда» по аналогии с главной газетой страны — «Правдой»… У детей была «чистота веры», поэтому они впитывали все сразу и намертво. Тем более имелся свой собственный детский «пантеон», именуемый пионерами — героями. Правда, все тогдашние советские герои, и детские, и взрослые, потеряли свои геройские характеристики, когда произошел отход от советской идеологии: от Павлика Морозова до Зои Космодемьянской… А по их реальным биографиям можно отслеживать, как пропаганда отбирает и усиливает нужные характеристики в образе человека, отсекая ненужные, которые несут опасность разрушения образа. Первые советские герои появились в момент крушения парохода Челюскин и спасения его экипажа и пассажиров. То есть принципиально негативное событие было тем самым трансформировано в положительное, что можно считать высшим пилотажем пропаганды. Негатив из физического мира заменяется позитивом из мира виртуального.
Война — это всегда время героев, следовательно, и пропаганды, без которой переход от человека к герою практически невозможен. Пропагандистские коммуникации сильны тем, что им никто не смеет возразить, поскольку никто напрямую не может выступить против государства. Только когда проходит время, герои могут получить иные характеристики, иногда противоположного характера. Кризис заканчивается, и цензура ослабевает.
Например, после войны прошло пятьдесят лет и например, принялся рушиться героический подвиг Зои Космодемьянской, которая, к тому же оказалась даже не партизанкой, как ее подавали, а военной разведчицей, направленной поджигать хаты селян в Подмосковье, чтобы немцам не было бы где жить. Но поскольку одновременно исчезало и жилье самих крестьян, они ее задержали, и она в результате оказалась в руках у немцев.
А. Бильжо написал, что у нее была психическая болезнь: «историческая правда такова: Зоя Космодемьянская не раз лежала в психиатрической больнице им. П.П. Кащенко и переживала очередной приступ на фоне тяжелого мощного потрясения, связанного с войной. Но это была клиника, а не подвиг давно болевшей шизофренией Зои Космодемьянской» [1]. В результате одновременно развернулась волна критики, которая тоже понятна [2 — 4]. Ни один герой, попавший в вашу память в детстве, не может перестать быть героем, когда вы становитесь взрослым. Детская «азбука» героев остается с вами на всю жизнь
А. Бильжо выступил в свою защиту так: «Мифы возможны во время войны, но не потом. Война — это трагедия, кровь и грязь. И трупы, трупы, трупы. Помнить надо, но правду. И только ее! За многими подвигами стояло предательство, трусость и глупость.Высоту часто брали, чтобы отрапортовать. Людей было не жалко. Генералов эвакуировали, и они бросали своих солдат» [5].
В этом конфликте просматривается понятное правило: о сакральном или только хорошее, или ничего. И болезненным для официальной пропаганды является также обратный процесс, когда уже не из героя, а из врага хотят сделать обычного человека. Так, сегодня власть оказывает сопротивление в реабилитации солдат армии Власова, сражавшейся на стороне Гитлера [6]. Точно так власть не хочет двигаться дальше в осуждении сталинских репрессий. В результате доминирует и сталинское представление о войне 41-45 гг., созданное не только историей, но и пропагандой.
Известный журналист Е. Киселев подключается к этой дискуссии с таким выводом: «демократия, свободы и права человека, прочие ценности западной цивилизации, которые пытались утвердить в стране во время президента Ельцина, о котором рассказывает екатеринбургский центр имени первого президента России, подвергшийся яростной атаке одного Михалкова, по версии другого, чуть ли не такое же зло, как идеи нацизма. А если и не зло, то как минимум мусор. А вот тот идеологический рай, ощетинившийся против Запада духовными скрепами, православием, народностью, неприкосновенной канонической историей и самодержавием в лице пожизненного президента всея Руси — вот это, как говорится, самое оно, печально» [7]. Кстати, в результате такого рода дискуссий Е. Киселев уехал работать в Украину. И сайт newsru.com с посещаемостью 3 миллиона человек в месяц, где напечатано это выступление, в 2021 году закрылся «по политическим причинам» [8]. То есть зачистка российского информационного поля началась задолго до войны, которую пропаганда решила называть не войной, «СВО — специальной военной операцией».
В последнее время в России было введено понятие «иностранного агента». Такое упоминание должно стоять с фамилией автора в медиа, если он когда-либо получал гонорар из-за рубежа. Для любого человека это напоминает статус «врага народа» сталинской эпохи. А поскольку гонорар из-за рубежа есть не у всех, кого надо наказать, была добавлена формулировка «находится по иностранным влиянием», что как трудно доказать, так и трудно опровергнуть.
Россия таким образом зачищает свое информационное поле, чтобы не только не нарушать торжество пропаганды, а и чтобы другие журналисты или политологи понимали, что их тоже может ожидать. Это такой точечный метод, но он достигает в результате любого пишущего. Метод «внутренней цензуры» был очень силен в советское время, когда человек сам понимал, что ему лучше нечто не писать и не говорить.
Мы видим, как внутренняя пропаганда «задавливает» любую дискуссионность, поскольку понимает, что за ней последует отказ от идеологического каркаса, который исповедует Путин, получив его в наследство от советской эпохи.
Пропагандистские войны разворачиваются внутри и вне страны. Пропагандистские «мускулы» прошлой советской эпохи Россия успешно применяет и против Украины. И поскольку Россия и Украина имеют общее советское прошлое, информационные удары с учетом этого обстоятельства часто достигают своей цели.
Та же ситуация происходит с историей, а не только с современностью. Путин в конце своего правления оказался главным историком, что было связано с необходимостью подвести базу под войну в Украине
Американский госдепартамент выделил пять базовых тем российской пропаганды, включая историческую [10]: Россия — невинная жертва, Исторический ревизионизм, Коллапс западной цивилизации неминуем, Народные движения — это спонсируемые США «цветные революции», Реальностью является то, что хочется России.
Это стратегические нарративы, с помощью которых можно объяснять массовому сознанию множество текущих событий. Практически все они были задействованы в оправдании войны в Украине. Например, все пять вышеприведенных тем можно увидеть в оправдании военных действий в Украине.
Не столько важно то, что темы «денацификации» и «демилитаризации» неадекватны по отношению к Украине. Их точно так можно применить и к самой России. Они в принципе неадекватны современному миру и положению дел в Европе.
Война в Украине, как и любая другая война, требует не только оружия, но и слов, которые выступают в роли оружия. Одним из таких глашатаев пропаганды стал Т. Сергейцев, который писал так: «Денацификация может быть проведена только победителем, что предполагает (1) его безусловный контроль над процессом денацификации и (2) власть, обеспечивающую такой контроль. В этом отношении денацифицируемая страна не может быть суверенна. Денацифицирующее государство — Россия — не может исходить в отношении денацификации из либерального подхода. Идеология денацификатора не может оспариваться виновной стороной, подвергаемой денацификации. Признание Россией необходимости денацификации Украины означает признание невозможности крымского сценария для Украины в целом» [11].
И есть там даже такое замечание: «Сроки денацификации никак не могут быть менее одного поколения, которое должно родиться, вырасти и достигнуть зрелости в условиях денацификации».
Это стало примером нового, или хорошо забытого пропагандистского жанра, который получил адекватную оценку: «Радикальность Сергейцева не осталась незамеченной — текст собрал больше полутора миллионов просмотров, в «Википедии» появились посвященные ему статьи на восьми языках, депутат Бундестага Томас Хайльман подал заявление в прокуратуру Берлина и обвинил Сергейцева в подстрекательстве к геноциду, а президент Украины Владимир Зеленский назвал текст одним из «доказательств для будущего трибунала против русских военных преступников». 3 июня 2022 года Евросоюз внес Сергейцева в санкционный список» ([12], см. также [13]). При этом известно, что украинская партия такого типа находится в рамках одобрения одного процента избирателей.
В прошлом Сергейцев «отметился» и как сценарист, хотя тоже в пропагандистском поле: «Тимофей Сергейцев значится среди сценаристов художественного фильма «Матч» 2012-го года, рассказывающего о футбольном «матче смерти» между киевскими футболистами и сборной зенитчиков Люфтваффе в оккупированной украинской столице летом 1942 года. В этой картине, главные роли в которой исполнили Сергей Безруков и Елизавета Боярская, многие местные жители изображены отрицательными персонажами. Из-за этого в 2014-м фильм был даже запрещен к показу в Украине как «наиболее одиозный образец современной российской пропаганды, направленной против украинского народа»» ([14], см. также [15]). Этот текст Сергейцева получил название «манифеста российского фашизма» [16].
Мы переоцениваем «вершины» мысли противников/оппонентов, на самом деле их чтение не выходит за пределы популярных книг. Условный бюрократ не имеет времени на чтение книг, тем более серьезных, они писались на другого читателя. Политики читают не научные трактаты, а популярные книжки, но которые пользуются популярностью.
А. Морозов, к примеру, подчеркивает: «Путинизм опирается на книги Николая Старикова и Сергея Кара-Мурзы, т. е. на потоковые продукты политической мифологии. Кремль твердо стоит на учебниках по внешней и внутренней политике для Высшей школы КГБ, ныне ФСБ, и далее нанизывает на их схему то, что хорошо туда ложится. А все формы «сложного и избыточного патриотизма» Путин держит под рукой, посмеивается, и рассматривает целиком с позиций «вербовки». […] Очень грубые мифы управляют большими контингентами. Вот они-то и составляют интеллектуальный источник путинизма. Это надо помнить, когда мы читаем про влияние Александра Зиновьева или Николая Бердяева, Георгия Щедровицкого или Льва Гумилева. Иначе будет искажаться и российская интеллектуальная история, и описание кремлевской «машины мифа» ([17], о Сергейцеве см. также [18]).
Понятно, что для оправдания своего вторжения российская пропаганда использовала набор старых штампов, введенных и укорененных еще в советской пропаганде, поскольку все растет из «детства», в данном случае советского.
Человек нуждается в осмысленной картине мира, что принципиально облегчает ему жизнь, помогая в принятии решений. Государство с помощью своих пропагандистов, раздачей штампа «иноагентов» своим оппонентам старается удержать свои нарративы, не давая ничему «вражескому» попасть в поле внимания массового сознания.
Пропаганда является механизмом понимания ситуаций для массового сознания. Обладая пропагандистскими нарративами любой человек, а не только политолог или журналист, может составить алгоритм обоснования того государственного решения, которое продвигается пропагандистским текстом.
Сегодня система вроде поменялась, и она любит других чиновников, которые выглядят совершенно современными людьми, но внутри себя находятся в той же «поклонной» позиции по отношению к власти.
С. Медведев описывает эту новую действительность управления следующим образом: «с утра эти госчиновники в костюмах «Гуччи» приезжают к себе на Старую площадь, включают компьютеры и открывают не новости Bloomberg, не котировки нефти, они открывают Facebook. Потому что это российская власть, для них важно, что там интеллигенция пишет. То есть я совершенно не понимаю, зачем все это людям, которые рулят миллиардами долларов, решают вопросы жизни и смерти» [19].
И еще: «Дело не только в зависимости от системы, мне кажется, что все глубже — в структурах идентичности. Путин и война дали людям идентичность, которой у них не было все эти десятилетия. Пелевин может нравиться, может не нравиться, но он формулирует гениальные вещи. Еще лет 15 назад он сказал: Россия нашла свою национальную идею, и это Путин. И я боюсь, что он во многом прав. Сила Путина, а мы должны называть вещи своими именами, признавая силу противника — сила в том, что этот человек реально манипулирует миром, не обладая большими ресурсами. Как Дмитрий Муратов сказал «Открытому городу», Путин вертит на пальце ядерную кнопку, как ключи от машины, он сейчас крутит весь мир — с ценами на нефть, на продовольствие, с американской инфляцией, невиданной за последние 40 лет и т.д.» (там же).
В пропагандистских войнах принципиальным является разграничение первичных и вторичных целей. Вторичные цели выносятся на поверхность, а первичные спрятаны. Та же денацификация или демилитаризация являются вторичными, а первичные цели направлены на то, чтобы забрать Украину в сферу своего влияния, поскольку без нее Россия становится не европейской, а азиатской державой, и в принципе теряет свое могущество.
В российской сегодняшней идеологии ищут мощные корни. Но по сути их не может быть, поскольку Путин книги не читает, а слушает их в машине во время поездок.
А. Морозов подчеркивает: «в реальности никаких прямых источников нет. Путинизм опирается не на них, а на «вторичную мифологию», т. е. разные классические концепты, которые были уже вульгаризированы — т. е. кем-то усвоены, переварены и исторгнуты и затем съедены по второму разу» [17].
Пропаганда строит быстрые пути для своих месседжей. Они бегут повсюду со страшной скоростью, попадая в том числе литературу, кино, образование и даже науку. Все во славу пропаганды. Она пользуется популярностью, поскольку дает четкие ответы на любые вопросы.
Пропаганда опирается на социологию, поэтому она обязана чутко улавливать движения и мысли массового сознания. В противном случае ее усилия будут пропадать даром.
Интересно также при этом, что в последнее время российская власть стала реагировать на «миниконфликтные» ситуации, не давая им становиться предметом споров. Так, с первого сентября в школах были введены «Разговоры о важном», где предполагалось обсуждать уже даже со школьниками войну в Украине. Но после отказа некоторых родителей пускать своих детей на такие «уроки» тематику войны забрали из обсуждения с детьми.
Это слишком быстрая реакция, чтобы сами педагоги решились на это, перед нами явная рекомендация сверху, а они являются приказами для бюрократии внизу: «Министерство просвещения обновило методички к уроку «Разговоры о важном», который запланирован на 12 сентября. Из готовых материалов к уроку убрали все упоминания Украины, «спецоперации», «НАТО», а также лозунг «не страшно умереть за Родину»» [20 — 21].
С другой стороны, зашевелилась монументальная пропаганда — в оккупированном Мариуполе устанавливается памятник князю Невскому [22 — 23]. Он когда-то и где-то дрался с «немецкими псами-рыцарями» гласила сталинская пропаганда. Правда, современные историки обнаружили, что битвы никакой в природе не было, а произошла небольшая стычка. К тому же, Александр Невский собирал дань для «золотой орды», то есть не был таким заядлым патриотом, как его хотят изобразить. Просто Путин стал ассоциировать свою борьбу с НАТО сквозь этот образ, и монумент воздвигнут. К тому же, это инициатива властей Петербурга. А малым бюрократам всегда приятно угодить бюрократу большому. Так что каждый регион дает не только свои батальоны, но и свои памятники…
Пропагандистские войны акцентируют новые типы понятий, вынося их на изучение и использование. Так, сегодня увеличилось внимание к нарративам, который из литературоведения стал предметом пропаганды. Это как бы «чужой» термин, но работая с потоками текстов, современная пропаганда находится в поиске своего инструментария.
Что делает пропаганда? Она усиливает нужные для «правильной» картины мира характеристики и замалчивает противоречащие ей. Соответственно, власть и нужная картина мира начинают жить в симбиозе. Исходя из такой картины мира, все решения властей смотрятся как идеальные и единственно возможные. Отсюда и пришла война с соседней страной.
Кстати, следует ответить и на такое заблуждение при ответе на вопрос, почему так много людей в России поддерживают войну. Распространенный ответ, что это результат пропаганды. Но пропаганда лишь инструментарий преуменьшения или преувеличения. То есть это определенная, точнее искаженная, карта того, что уже есть в массовом сознании. Если бы массовое сознание было против войны с Украиной, то пропаганде было бы тяжело достичь таких «блистательных» результатов. Пропаганда — не только карта того, что есть, но и карта того, что может быть, но все это то, что должно быть с точки зрения власти. Там нет «привидений», но частота встречаемости событий в жизни и в пропаганде не совпадают. Счастье на лице человека на открытии памятника А. Невскому в телерепортаже могло быть, но пропаганда подает счастья одного как счастье масс.
Пропагандистская война нацелена на массовое сознание своей страны. Источник ее — власть и получатель — массовое сознание принадлежат одной стране. Информационное операции направлены чаще на чужую страну. Но это в идеале, в реальности могут быть и другие сочетания.
Власть всегда сильнее, поэтому оппозиция чаще всего оказывается более изобретательной в создании своего пропагандистского продукта. Но власть побеждает его за счет своей массовости, оппозиционный продукт оказывается нишевым, не всеобщим. Властным продукт тиражируется, оппозиционный «бродит по закоулкам».
Пропаганда не только сопровождает политику, но и часто предваряет ее. А. Аслунд отмечает постоянство «раздражения» Украиной у В. Путина: «Президент России Владимир Путин одержим Украиной — или, скорее, делает вид, будто Украины не существует. Во время своей ежегодной “Прямой линии” 30 июня он заявил, что “украинцы и русские – единый народ”. Затем он опубликовал статью, цель которой – доказать это “убеждение”, путем отслеживания общей истории двух стран. Это настоящий мастер-класс по дезинформации – и один шаг до объявления войны» [24].
Но даже это не привело к внятному рассказу России Украине и миру о том, каковы же цели этой войны. Шок от вторжения просто сменился шоком от войны.
Неясность сохраняется по сегодняшний день: «Политическая цель российского вторжения в Украину не была четко сформулирована. При подготовке и сразу после начала вторжения различные представители российского руководства озвучили множество разных политических целей, многие из которых были довольно туманными и даже противоречили друг другу.
Среди них — «демилитаризация и денацификация», термины, которые толком никто не расшифровал. «Защита населения Донбасса» — совсем другая задача, которая требовала совсем другой подготовки, причем одно дело — аннексия Донецкой и Луганской областей, другое — внешняя гарантия их независимости» [25].
Та же расплывчатая ситуация оказалась и военных целях, например, газета Washington Post в своем расследовании цитирует американское официальное лицо с доступом к закрытой информации о России: «Они нацелили войну на достижение стратегических целей, которые были вне их возможностей. Ошибка России была по-настоящему фундаментальной и стратегической» [26].
И это при том, что подготовка войны была уже в 2015 г., что отражает статья Т. Сергейцева этого периода, где он утверждал такое: «борьба с Россией объявлена и начата. С помощью и посредством Украины. Украина — только один из плацдармов этой борьбы, но тот, на котором мы имеем уже огневой контакт с противником, где работает военная пропаганда, где фактический военный режим социального управления, но правовое оформление военного режима в условиях отсутствия права и не требуется. Все политические усилия украинской верхушки направлены исключительно на увеличение военно-технических возможностей агрессии и её пропагандистско-идеологического обеспечения. Экономические усилия нацелены при этом столь же исключительно на личное сверхобогащение, что является платой за службу. Эта деятельность украинской верхушки полностью и безоговорочно поддержана и направляема США, их восточно-европейскими агентами, Старой Европой. Так называемые «санкции» против России, то есть экономическая часть агрессии, носят военный характер, предназначены не только для ослабления экономики России и падения «режима Путина», о чём объявлено открыто, но, прежде всего, для подготовки развёрнутой комплексной агрессии против России, включая и военную» [27].
И еще: «Иллюзия родства. Мы якобы братья и сестры, одна семья. Даже если и так, случается, что семейные конфликты доходят и до убийств. Но дело не в метафоре семьи, хотя человеческих связей много и они глубоки. Но вот революцию в России они не остановили, как и вера в Бога. Несколько веков славянская междоусобица питалась кровным семейным родством наших князей. Дело в том, что мы не можем поверить в предательство целого народа. А между тем тут нет ничего неожиданного и невозможного. И судьба тут у всех одна: предающий предаёт, прежде всего, самого себя».
Сегодня к Сергейцеву оказалось привлеченным так много внимания, что неофициальному главе методологов П. Щедровицкому пришлось даже «оправдываться», отдаляя его от кружка: «Сергейцев не является выходцем из московского методологического кружка, он представитель той популяции, которая пришла в ходе игрового движения. Я не знаю ни одной его методологической работы. Но этот багаж [оставшийся от игр] он использовал в своей консультационной и политтехнологической практике. Кстати, долгое время работая в Украине» [28].
И далее Щедровицкий сравнил даже текст Сергейцева с «Майн Кампфом»: «Если вы сравните [текст Сергейцева и книгу Адольфа Гитлера], там нет особой разницы, нет никаких открытий. Просто там [у Гитлера] евреи, а здесь [у Сергейцева] украинцы. Что здесь еще сказать? Я могу сказать: человек сошел с ума. Может, его в детстве мама уронила, я не знаю. В этом смысле это уже внутренняя структура [его сознания], но это вообще не имеет никакого отношения к методологии».
Как видим, методологи экспериментировали-экспериментировали, работая с сознанием, и «породили» своего собственного опасного сторонника. От него можно отказаться, но от этого он не изменится…
Пропаганда тоже экспериментирует, меняя темы, акценты, иногда уходя даже от опасности некоторых своих коммуникаций. В случае пропагандистской войны уход столь же важен, поскольку работа идет с миллионами. Последний пример такого пропагандистского «отступления» введение в школьную программу «Разговоров о важном», где детям должны были рассказывать о «специальной военной операции»: «Обрабатывать в духе «любишь Родину — отдай за нее жизнь» начали уже малышей: уже третьеклассники должны были вспомнить — ну или учителя должны были им напомнить — пословицы вроде «За Родину-мать не страшно умирать»» [29].
Однако когда некоторые родители объявили, что детей не пустят на такой факультатив, случилось «чудо»: «5 сентября материалы «Разговоров о важном» на 12 сентября сняли со всех сайтов, где они были выложены. А в 18:00 6-го сентября — вернули, но уже без милитаристской части. Без пословиц про смерть за родину, без «специальной военной операции», без патриотических подвигов».
И это естественно напугало родителей, когда такая пропаганда пришла в их дом: «В тот же день родители решили поговорить с младшим сыном, который учится в другом классе, чтобы узнать — о чём был его первый урок. По словам Натальи, сын ответил — «про патриотизм». «Мы спрашиваем: а что такое патриотизм? Он отвечает: ну, наверное, это любовь к войне. Это стало последней каплей», — рассказала Наталья. Женщина заявила, что её дети больше ни одной минуты не будут находиться в этой школе, и перевела их на домашнее обучение» [30]
Пропаганда четко показывает, что мир — это слова, много-много правильных слов. Физическая реальность становится вторичной и начинает подстраиваться под слова, когда они резонируют с элитой и массовым сознанием. Мы ведь чаще живем в информационном и виртуальном мирах, а не в мире физическом.
Пропагандистские войны Россия также ведет и на Западе руками и устами самих западных граждан, правда, с помощью российского финансирования. Оплачиваются не только конкретные политики, но и, конечно, информационные кампании. Переводы денег шли массово: «Как выяснила американская разведка, для переводов использовались подставные компании, фонды, аналитические центры, счета российских посольств и государственных предприятий и другие пути. Финансирование осуществлялось в виде наличных, электронных переводов, криптовалюты и дорогих подарков, а операции контролировались российскими ведомствами, включая ФСБ, частными лицами и бизнесменами. По словам чиновников, в финансовых схемах были замешаны предприниматель Евгений Пригожин и зампредседателя Госдумы РФ Александр Бабаков» ([31], см. также [32]).
Информация массированно распространяется и в соцсемедиа, где работает российская фабрик троллей. Финская журналистка Джессика Аро исследовала российскую «фабрику троллей»и выпустила книгу «Тролли Путина», переведенную более чем на 10 языков. Она обнаружила атаки троллей на финнов: «Как только кто-то из экспертов Финляндии писал об агрессии России, особенно в Украине, на него накидывались яростные комментаторы-тролли. С этим, в частности, столкнулись эксперт по кибербезопасности Ярно Лимнелл и экс-министр обороны Финляндии Карл Хаглунд. Их аккаунты были завалены оскорбительными и ложными комментариями. Я опрашивала и обычных финских интернет-пользователей, которые столкнулись с агрессией российских троллей. Результаты были удручающими — многие перестали писать о России уже в 2014 году, опасаясь кибербуллинга, а некоторые и вовсе покинули соцсети» [33].
Пропаганда тогда является пропагандой, когда она успешна, и по крайней мере большинство населения должно находить в ней ответы на свои вопросы. По российским данным войну не поддерживает 20 процентов населения.
Есть и социологический портрет этих людей: «в основном это молодые люди, жители Москвы или других крупных городов, которые получают информацию из интернета. Большинство противников войны социологи зафиксировали только среди тех, кто исторически поддерживал оппозицию, участвовал в протестных митингах и чаще отдыхал в Европе» [34]. В 2014 году против аннексии Крыма выступали только 10% россиян.
И еще один параметр успешности/неуспешности пропаганды, уже не со стороны социологов, а со стороны лингвистов. М. Евстигнеева говорит: «Насколько языковые технологии пропаганды эффективны, можно понять, проанализировав общественное мнение с помощью соцопросов или полевых исследований (чтобы увидеть реакцию человека в спонтанной ситуации общения). Еще об успехе языковых технологий можно судить по степени распространенности пропагандистских клише в речи людей. Например, выражение «где вы были восемь лет?» широко разошлось. Но если анализировать общественное мнение по реакции людей в интернете, то тут нужно учитывать, что это могут быть комментарии ботов, а не живых людей» [35].
Пропаганда часто должна восхвалять то, чего нет, и прятать то, что есть, поскольку рассказывать всю правду не входит в число ее задач. О поражениях она должна повествовать шепотом, находя все новые и все более изощренные формулировки.
Пропагандистские войны разрешают то, чего нельзя достичь в мире физическом. Они могут акцентировать победу при проигрыше в реальности. Пропаганда — это виртуальное пространство, в которое загоняют ее творцы из пространства физического и информационного. Ее лозунг «не верь глазам своим», а верь нашим словам… Но построенный пропагандой мир имеет свой срок годности, он никогда не бывает вечным … Даже если его строят самые лучшие специалисты, а распространяют самые современные технологии. Правда всегда оказывается сильнее.
Литература:
