Георгий Почепцов, rezonans.asia
Пропаганда дает сразу готовые результаты, помогая пониманию мира. Однако это делается с точки зрения того, кто эту пропаганду порождает, давая нужные месседжи. Пропаганда – это подсказка мышлению, в каком направлении ему двигаться.
Пропаганда стремится описать нам мир, выгодный и приятный для власти. Госпропаганда всегда старается выйти на монопольное положение, либо заглушая, либо запрещая альтернативные источники информации. Но даже когда других вариантов нет, как это было в СССР, все равно на сцену пробивалась информация, пускай куцая, пускай отрывочная, но правдивая. И она создавала множество проблем для власти. Анекдоты и слухи тоже обходили цензуру, являясь хоть мини-, но все же выстрелом в сторону системы. Но судя по количеству анекдотов и слухов эти выстрелы не способны убить систему, они просто помогают жить человеку, который не верит пропаганде.
Современные телевизионные политические ток-шоу являются аналогом инструментария советского времени. Если тогда иное мнение просто замалчивали, то сейчас его подвергают разгромной критике и осмеянию. То есть используется инструментарий развлекательности, способный удерживать зрителей у экрана. Это не советские серьезные лица комментаторов с их размеренной речью, это крики и оскорбления, временами переходящие в драки. Это демократия с кулаками, заставляющая молчать своих противников.
Сегодня власти научились создавать мимикрию демократии с помощью искусного использования информации. С. Гуриев (с соавтором) называет этот феномен информационными автократиями. То есть государство как главный генератор информации ставит ее себе на службу, создавая миф разрешенной демократии.
Гуриев пишет: “Согласно собранным данным с 1946 по 2015 год, авторитарные лидеры в последние 30 лет стали реже прибегать к насилию и пыткам. Информационный автократ так же, как и классический, концентрирует в одних руках всю власть и старается руководить бесконечно долго, но не за счёт страха и насилия, а за счёт популярности. Сегодняшние автократии нового формата не прибегают к идеологии, она иногда даже запрещена. Теперь недемократические лидеры заботятся о своей популярности. Очень часто проводятся опросы общественного мнения. Помимо контроля информации, свой статус режим поддерживает за счёт снижения насилия и внедрения большего количество демократических практик. Исследователи отметили прямую зависимость: чем больше в авторитарной стране цензурируется информация, тем меньше население знает о существовании цензуры и наоборот – в более демократичных странах о цензуре говорят чаще. Само существование цензуры как таковой при режиме информационной автократии цензурируется. Информационное поле устроено так, что информированные элиты понимают, что происходит в государстве, но большинство не замечает происходящего из-за цензуры, о которой не принято говорить” ([1], см. также другие выступления С. Гуриева [2 – 5]).
Правда, и в сталинское (и даже в позднее советское время) люди не знали об институте цензуры, ведь с ним сталкивались не столько читатели или зрители, как писатели и режиссеры. Им перекрывался выход на публику, о чем сама публика особо и не догадывалась.
И еще очень справедливое замечание: “Полный контроль над информационным пространством позволяет авторитарному лидеру убедить большую часть общества, что у государства нет альтернативного правителя. При этом, согласно опросам, общество на самом деле поддерживает нелиберального лидера, если экономический рост экономики государства поддерживается на достаточном уровне. В отличие от тоталитарных лидеров прошлого, информационный автократ не применяет насилие и репрессии, которые направлены против народных масс, – они предназначены для недовольных представителей элиты” (там же).
“Все хорошо, прекрасная маркиза” – пелось в песенке, а если ты хочешь, чтобы и тебе стало лучше, то просто попридержи язык…
И еще одно важное замечание о том, что даже хорошо давать возможность уезжать недовольным: “Авторитарному лидеру всегда необходимы ресурсы для подкупа элит, поддержки машины пропаганды, политических консультантов и СМИ. Также ему необходимо вкладываться в социальную поддержку населения, чтобы основные массы не задавались вопросом о недостатке денег. В какой-то момент информационной авторитарии необходимо выбрать между телевизором и холодильником, то есть между тем, надо ли контролировать массы (телевидение) или кормить их (холодильник). Чем больше людей необходимо подкупить, тем больше режиму придётся тратить ресурсов. Если денег перестаёт хватать, то авторитарному лидеру приходится становиться более демократичным, но чаще всего он делает шаг назад в сторону тоталитаризма и террора. Если в стране слишком мало представителей образованной элиты, то информационная автократия не работает, и страна скатывается в диктатуру. С другой стороны, если образованных элит становится слишком много, то ресурсов контролировать всё инфополе может не хватить, и тогда информационная автократия может перерасти в демократию. Но в то же время недовольным элитам всегда дают возможность покинуть страну, и чем больше образованных людей уезжает, тем дольше авторитарному лидеру удаётся оставаться на своём посту” (там же).
Есть странное несоответствие между сложностью страны/задач и интеллектуальным уровнем ее лидеров советского времени. Кого бы мы ни взяли (Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова), у каждого из них какое-то непонятное вечерне-заочное образование. О Брежневе вообще пишут, что он книжек не любил… Все они сами речей не писали, а читали с трибуны то, что им готовили.
Как написали товарищу Брежневу спичрайтеры “экономика должна быть экономной, а он и повторил, и фраза зажила своей жизнью… Вот что значит хороший спичрайтер…Им был в этом случае А. Бовин. Мемуары Брежнева он не писал, а писали А. Мурзин, А. Сахнин и А. Аграновский [6]. В то время появился такой анекдот: “Леонид Ильич говорит дома супруге Виктории Петровне: “Все хвалят мою трилогию, может, мне самому прочитать?””.
Бовин дал хорошее интервью о Брежневе и Андропове, с которыми работал. И там есть такие слова: “При этом Андропов пытался что-то изменить в спецслужбах. При нем позволили уезжать евреям. При нем стали отдавать предпочтение профилактике, а не жестким мерам, репрессиям. При нем в лучшую сторону изменилась атмосфера в самом КГБ. Однако при нем же было создано печально известное Пятое управление, специально для «работы» с интеллигенцией. Не говоря уже о попытках пресечь на корню венгерский и чехословацкий варианты социализма. Помню, Георгий Арбатов написал Андропову письмо о несогласии с его подходом к искусству, к интеллигенции. Андропов ответил очень жестким письмом и практически разорвал с нами отношения. Перед самой его смертью, правда, помирились… Андропов понимал, что страна зашла в тупик, искал выход… Если бы он не умер так рано, то, вполне возможно, сейчас мы жили бы по китайскому сценарию: движение к рынку при руководящей роли партии. Хотел я написать о Юрии Владимировиче книгу. Начал работать. Но когда дотронулся до архивов КГБ, понял, что не могу написать о нем хорошо, а плохо писать не хочу” [7]. Это важные слова, поскольку сегодня Андропова все время двигают на пост главного “демократизатора”, который просто не успел. На самом деле ничего бы этого все равно не было.
Сегодня Россия имеет телевласть, поскольку резко возросла роль телевизионных ток-шоу. В советское время все же главными были новости. Сегодня это не так. Но только потому, что новости еще не научились делать так психологически точно, как это делают свои передачи Соловьев или Киселев. В случае новостей информационный транс был одним, в случае ток-шоу он другой.
Самое ужасное в другом – власть начала выстраивать реальность по образу и подобию телевизионной. Не телевидение отражает реальность, а реальность должна стать под стать телевизионным представлениям о ней. Враги/противники должны замолчать…
Г. Явлинский пишет: “До чего нужно было довести страну, чтобы в 2021 году буквально из каждого российского утюга говорили о возможной войне с Украиной? Что нужно было сделать с людьми, чтобы они всерьез обсуждали, чем может угрожать украинская армия Ростову-на-Дону, Таганрогу, Белгороду? Во что нужно было превратить СМИ, чтобы те с утра до вечера нагнетали атмосферу ненависти — не только к украинцам, не только к Западу, но и к собственным гражданам, которые осмеливаются выступать против режима и против войны?” ([8], см. также [9]).
Сегодня мир находится в ситуации, когда военные действия реально сместились в информационное пространство. Оно постепенно переходит из функции поддерживающего в доминирующую, поскольку от него начинает зависеть военный успех. Это связано с тем, что информация не столько описывает ситуацию, сколько сама формирует ее.
Крым продемонстрировал это в очень сильной степени. Здесь была как подготовке к войне своего населения, так и сокрытие военных действий на украинской территории под миролюбивые цели. Настоящая информация скрывается, поскольку она открывает точки уязвимости. Псевдо-информцаия того времени была призвана затормозить активные действия как со стороны Украины, так и со стороны мирового сообщества.
Сегодня военные аналитики пишут так: “Россия продемонстрировала желание и способность использовать кибервойну как часть своей национальной стратегии. Российские действия в Украине показывают способность вести войну на многих пространствах, чего хочет достичь Запад. Мы рассматриваем операции, базирующиеся на независимых сетях, служащие базой для киберпространства. Украина демонстрирует взгляд на то, куда может двигаться война” [10].
И еще: “Российский нарратив защиты “этнических русских” и свободы выбора для украинских сепаратистов может быть одной из основных причин того, почему не произошло более сильных атак по системе обороны Украины. Более явные атаки по украинским вооруженным силам могли, вероятно, послать сигнал, который бы отклонился от избранного нарратива. Также исходя из ограниченной стратегической цели интервенции не было нужды в усилении атак для выполнения этих целей. Ограниченные военные операции определялись целями действий сил специальных операций России, взявших под контроль ключевые точки в Крыму”
В. Муженко, который был в 2014 году заместителем главы генштаба, добавляет такую дезинформационную составляющую: “было много дезинформации о передвижении войск на границе. Как правило, 90% этой информации была дезинформация. В том числе и с территории Беларуси, что там уже идут перелеты десантных войск, что оттуда может быть десант на Киев, на центральную Украину” [11]
Обратим внимание на две вещи информационного порядка. Роль нарратива, который заставляет держаться его и в физическом пространстве. И роль дезинформации, отвлекающей силы от основного удара. Без манипуляции с информацией в современном мире делать нечего…
Такая манипулятивная линия работает на старшее поколение и уже не работает на молодежь. А. Макаркин замечает: “для новых поколений россиян тема имперской реконкисты (в любом формате) весьма непривлекательна. Если старшие поколения не только более обращены в историю, но и тоскуют по стране детства, юности и молодости, то более молодые не только все больше встраиваются в глобальный мир, но и считают нормальными существующие границы России. Они не пользовались в школе атласами, в которых территория нынешнего так называемого «постсоветского пространства» была еще закрашена в красный цвет. Да и тема Великой Отечественной войны и ее итогов (роли СССР как сверхдержавы) воспринимается ими все более отстраненно. Они всерьез относятся к тому, что раз Украина и Беларусь — это независимые государства — значит, так оно и должно быть” [12].
Нет ничего странного, когда часть населения смотрит критически на действия власти, а часть их хвалит. Все равно большую часть представляет молчаливое большинство, которое всегда несет в себе консервативное начало и согласно с тем, что происходит. И его достаточно трудно переубедить, поскольку его собственные заботы побеждают интерес к политике. Жизнь и советского, и постсоветского человека всегда была сложна. Ничего не дается и не давалось даром. Поэтому всегда страшно потерять то, что ты имеешь.
Это такое неравновесие: “население страны всегда делилось на две неравные части. Одна — всегда меньшая — упорно называла войну войной, подлость подлостью, трусость трусостью, а глупость глупостью. Другая, большая, подверженная воздействию официальной пропаганды, мракобесие называло приверженностью к традиционным ценностям, подлость — патриотизмом, трусость — необходимостью считаться с обстоятельствами, глупость — верой в мудрую миролюбивую политику партии и правительства, а военную агрессию — принуждением к миру. И эта главная война, война лингвистическая, война за значения слов и понятий, была и остается той «единственной гражданской». А, может быть, и не единственной, но точно главной гражданской войной, конца которой не видно даже на горизонте” [13].
Власть всегда и везде борется со своими конкурентами. И это не только область политики, это и область медиа, поскольку циркуляция тех или иных интерпретаций напрямую ведет к формированию политических решений.Управление интерпретациями,а не только фактами лежит в основе управления массовым сознанием.
Если посмотреть на баланс достижений и неудач Путина, то можно увидеть такую картинку в отношении недовольства [14]:
– экономическое развитие страны – минус 3 процента, поскольку 28% видят неудачу, 25% – успехи,
– повышение уровня жизни граждан, рост зарплат и пенсий – минус 18%,
– борьба с коррупцией, взяточничеством – минус 18%,
– обуздание «олигархов», ограничение их влияния – минус 23%,
Преобладание позитивных оценок над негативными идет в таких областях: Укрепление международных позиций России, Решение чеченской проблемы, Устранение опасности терроризма в стране, Повышение боеспособности и реформа вооруженных сил, Наведение порядка в стране, поддержание спокойной политической обстановки.
Тут понятно видна роль Телевизора, поскольку это его точка зрения, так как увидеть собственными глазами такие характеристики невозможно. В подобном случае говорят, что социология измеряет не столько мнение граждан, как мнение телевизора, а граждане выступают в роли его трансляторов. И это как раз роль интерпретаций, поскольку факты недоступны.
По данным более близкого власти социологического агентства ВЦИОМ Путину доверяет 64.9%, не доверяют 30.6% [15]. Кстати, лидер недоверия Д. Медведев – 69.8%, так что в преемники он не годится. За ним идут Зюганов (61.2%) и Жириновский (60.7%).
Реальный разрыв в оценках наблюдается также между поколениями. Молодежь, будучи потребителем информации не из телевизора, а из интернета, смотрит на мир по-другому. И это начинается уже со школьников. Старшеклассники, например, особо не могут ответить на вопрос, что вызывает у них чувство гордости: “половина российских старшеклассников не испытывает чувства гордости в отношении своей страны: у 7,6% школьников. ничего не вызывает чувства национальной гордости, а 34,1% респондентов затруднились ответить на этот вопрос. Перечень объектов, вызывающих чувство гордости, довольно короткий и неконкретный: “русский народ” (6,4%), культура и искусство (6,2%), наука (3,9%), Победа в Великой Отечественной войне (2,3%), спорт (2,6%)” ([16], см. также [17]).
И мнение о будущем: “Российские старшеклассники испытывают смешанные чувства, когда думают о будущем. Если речь идет о личном будущем – это скорее положительные эмоции (надежда, оптимизм, интерес, радость, счастье). Если же речь идет о будущем страны – то эмоции скорее отрицательные (страх, беспокойство, тревога, отчаяние, безысходность). Школьникам свойственно использовать слова, подчеркивающие интенсивность чувств: “исключительно положительные”, “крайний пессимизм”” (там же).
Это несколько тягостная картинка. Причем обработка массового сознания идет и на уровне лекций. Причем это опять “люди Соловьева”, только теперь выступающие перед студентами. Вот как описывается один из таких походов в школу: “В лекторах корреспондент опознал «экспертов» шоу «Вечер с Владимиром Соловьёвым» — социолога Евгения Копатько и политолога Дениса Денисова. Денисов — председатель Фонда Воссоединения Донбасса и директор АНО «Научно-исследовательский институт миротворческих инициатив и конфликтологии» (он же является и соучредителем этого заведения)” [18].
Точка зрения Д. Денисова заранее понятна, он просто повторяет заданный нарратив: “Народ Донбасса давно выстрадал и заслужил то, что он должен стать частью Российской Федерации, как полноценный регион нашего государства” [19]. Но, наверное, не все так прекрасно и в Донбассе, и в Крыму, если Севастополь, например, стал лидером по преступности в России. Здесь за 2020 г. она выросла на 44%: “Что же такого могло произойти в городе-герое России, если всего за год уровень местной преступности взлетел на такие высоты? Особенно если учесть, что, по данным портала правовой статистики Генпрокуратуры РФ, по итогам 2019 года в Севастополе было зафиксировано снижение преступлений экстремистского характера более чем на 57%, а рост преступлений террористической направленности был нулевым. В 2020 же году оба этих показателя продемонстрировали рост аж на 200% каждый. При этом по числу тяжких преступлений и преступлений в сфере оборота наркотиков город и в 2019, и в 2020 году оставался в списке лидеров” [20].
Кто больше депутатов госдумы должен любить родные просторы. Но, к сожалению, это не так: “Не меньше родной земли депутаты любят и земли иностранные. 12 народных избранников задекларировали недвижимость за рубежом. Любимой страной парламентариев остается Испания — там жилье есть у пяти депутатов (Андрея Барышева, Александра Брыксина, Валерия Газзаева, Константина Затулина, Аркадия Пономарева). Пономарев владеет сразу тремя квартирами площадью более 150 метров. Кроме того, народные избранники имеют дома, квартиры и участки в Великобритании (Владимир Блоцкий), Латвии (Татьяна Кривенко, Владислав Третьяк), Финляндии (здесь Рифат Шайхутдинов владеет целым хутором)” [21]. О владениях последнего см. отдельную историю [22].
“Враги” не дают наслаждаться жизнью и другим действующим лицам. Налоговики заблокировали счета компании Татьяны Навки, супруги пресс-секретаря президента: “Причиной блокировки названо «непредставление налоговой декларации в налоговый орган в течение 10 дней после установленного срока». Проблемы с налоговой есть и у дочери Дмитрия Пескова. С середины марта служба судебных приставов пытается взыскать с индивидуального предпринимателя Елизаветы Песковой 41 012 рублей налогов и пени по требованию ФНС” [23].
А ведь Д. Пескову крутиться и крутиться, находя ответы, поскольку число неправильных с точки зрения власти ситуации только множится. Вот он и старается:
– о журнале DOXA: “Дело в том, что и само издание — все-таки оно, действительно, в свое время начиналось как студенческое, но оно уже давно носит такой общественно-политический характер, вряд ли это кто-то будет отрицать” [24];
– о Навальном: «Мы больше не имеем возможности комментировать вообще вот эту ситуацию, вот этого гражданина, этого осужденного. И не будем этого делать, потому что мы не располагаем информацией, мы ее не получаем, все вопросы должны адресоваться во ФСИН, если существуют какие-то жалобы или какие-то сомнения насчет соблюдения законности. В прокуратуру, которая именно занимается обеспечением законности, в том числе в рамках ФСИН» [25].
Все это определенный повтор “двоемыслия” советского времени, когда говориться одно, а делается другое. Отсюда и повтор расхождения в мнениях между поколениями, которые живут в одной стране, но реально видят разное. Старшее поколение смиряется, младшее – бунтует.
Как пишет Эль Мюрид: “Ментальную борьбу, борьбу за смыслы режим проигрывает навылет. У него нет образа, который он может продать молодым поколениям. У него другой понятийный аппарат, а потому он разговаривает с молодежью на птичьем языке, который она не понимает. А сам режим утрачивает возможность понимать молодых. ФБК, кстати, в этом смысле занимала позицию транслятора, переводчика. Она хотя бы как-то переводила на доступный власти язык, чего хочет молодое поколение. Перевод был плохонький, но хоть какой-то. Чем это чревато? Простой пример — почему практически невозможно вести работу (любую работу – полицейскую, просветительскую, культурную) в иноэтнической среде? Потому что она закрыта. Там все свои, чужих видно сразу. Власть не знает и не понимает, что происходит внутри такой закрытой системы. А потому там могут происходить любые процессы, остающиеся неизвестными и которые рано или поздно, но будут проявлены, причем в самой неудобной для власти форме. Мигрантская среда — очень яркий пример. Фактически режим загоняет в такое же мигрантское подполье целое поколение (а точнее, уже несколько поколений) граждан своей страны. То, что они разговаривают вроде бы на русском языке, никакой роли не играет — это уже другой язык, другие правила, другие смыслы” [26].
А. Колесников говорит о войне с собственной молодежью: “История возбуждения уголовных дел в отношении ребят из студенческого журнала Doxa симптоматична не только в связи с грубым нарушением законов и Конституции и неправильной квалификацией действий, в которых к тому же вообще нет состава преступления. Это — часть войны с собственным народом, объявленной режимом зрелого российского авторитаризма, а именно — война с собственной молодежью. Точнее, чистка молодежи, в результате которой в молодых когортах должны остаться только те, кто если и не поддерживает власть, то хотя бы ко всему равнодушен. У власти есть инструменты привлечения молодежи на свою сторону. Это инструменты индоктринации, к которым относится в том числе средняя школа. Если бы этот механизм не работал, в стране не было бы такой архаичной организации советского образца, как «Юнармия». Это инструменты покупки лояльности — власть предлагает карьерные лестницы, организации, в рамках которых эти лестницы существуют, и обильное финансирование потенциальных карьер внутри системы. В результате предсказуемые карьерные траектории силовика или бюрократа в условиях тотальных интервенций государства во все сферы жизни оказываются крайне привлекательными для молодежи” [27].
И о стране, теряющей будущее: “Объективно часть городской молодежи — это прежде всего модернизированные слои населения, не слишком индоктринированные искусственным бременем средневековых или советизированных традиций и конспирологических теорий, составляющих суть и смысл философии «православных чекистов», стоящих у власти. В конце концов, мы живем в урбанизированном обществе, где традиции, о которых толкуют высшее руководство страны и его информационная обслуга, существуют почти исключительно в их воображении. Хотя иной раз часть населения эту воображаемую реальность принимает за чистую монету, но в основном речь идет о гражданах в возрасте 55 лет и более. Власти нужны молодые в качестве: а) пушечного мяса, б) кадрового резерва силовых ведомств и спецслужб, в) лояльных бюрократов — белых воротничков и служащих госкорпораций, обученных механическому навыку подавать иски о защите чести и достоинства г-на Сечина и других cronies, г) послушного электорального планктона. То есть — для самосохранения и обороны от гражданского общества и уходящего слишком далеко вперед в своем развитии внешнего мира” (там же).
И. Яковенко тоже считает, что преследование DOXA — это запрет будущего. И все это становится возможным из-за усиления контроля за молодежью людьми в погонах: “По данным совместного исследования портала “Проект” и журнала DOXA абсолютное большинство руководителей российских вузов тесно связаны с российской властью, с партией “Единая Россия”, а значительная часть т.н. проректоров по безопасности является выходцами из ФСБ, МВД, Минобороны или ФСИН. Именно с этим связаны репрессии по отношению к политически активным и независимо мыслящим студентам и преподавателям. Путинский режим – это особый вид фашизма: без идеологии, без норм, без образа будущего. Вместо идеологии режим предлагает молодежи архаичную имперскую мифологию, вместо норм, принятых в современном мире – набор криминальных понятий, вместо образа будущего – культ предков. О приоритетах Кремля красноречиво свидетельствует одна из последних новостей, опубликованных ТАСС: “Президент России Владимир Путин считает необходимым ускорить принятие закона о государственной охране подводных объектов, к которым относятся затонувшие во время Великой Отечественной войны корабли”. Вот нет сейчас более актуальной проблемы для Путина, чем охрана затонувших в середине прошлого века военных кораблей. Такое впечатление, что руководство страны не в состоянии думать ни о чем, кроме войны и прошлого. В такой ситуации противостояние между властью и молодежью, которую эта власть лишает будущего, будет неизбежно нарастать” [28].
Не только телевизионные ток-шоу формируют мозги, сегодня это прекрасно делают и соцсети. Если ток-шоу удерживают провластную повестку, то соцсети – анти-властную. И наверху активно изучают, какие манипулятивные возможны скрыты в соцсетях.
О. Ларина пишет о работе в соцсетях: “Киберписатель на порядок продуктивнее, точнее и, что называется, интеллектуальнее обычного бота – генератора фейковых новостей. Про фейковые новости (как и про любые другие) в нашем перегруженном информацией мире быстро забывают. Максимум, что от них остаётся через месяц, — мусор путаных воспоминаний в головах массового потребителя информации. Киберписатель работает принципиально иначе. Он генерирует не фейковые новости, а комментарии, цель которых утопить комментарии против содержательных основ пропагандируемых идей, а также усилить воздействие комментариев в поддержку пропагандируемых идей. Фейковые новости способны лишь на временное искажение представлений людей о реальном ходе событий, их движущих силах и возможных последствиях. Они как бы искажают восприятие человеком окружающего ландшафта, по которому он движется. Действие Киберписателя куда фундаментальней по последствиям. Киберписатель изменяет мотивацию людей, делая для них привлекательным навязываемое им направление движения. Результаты работы киберписателя — рост числа сторонников пропагандируемых идей и их радикализации сторонников. Растёт эмоциональный накал против тех, кто хочет идти иным путём” [29].
Однако чем сеть свободнее, тем лучше там чувствует себя молодежь [30]. И она покинет любую другую сеть, когда почувствует там обман.
Д. Волков раскрывает смысл давление власти: “Замысел силовиков наверняка не ограничивается воздействием только на политических активистов и журналистов. Длинной чередой допросов, арестов и запретов власть также посылает однозначный сигнал обществу. Скорее всего, предполагается, что эти действия должны посеять страх в активной части общества, а также, что не менее важно, чувство безнадежности, бессилия и безальтернативности ситуации. Своими мерами власть словно говорит гражданам: как ни протестуй, ничего в стране не изменится, чтобы вы ни делали, как бы вы ни выступали — ничего не получится, все бесполезно, сидите дома и не высовывайтесь. Отчасти эта стратегия начинает приносить плоды. В своих исследованиях мы видим, что жесткие разгоны зимних митингов и преследование активистов произвели сильное гнетущее впечатление прежде всего на молодых россиян. Особенно это заметно в небольших городах. Молодые люди, которые интересуются политикой, внимательно следили за происходящим в собственном городе, а YouTube и Telegram обеспечивал их информацией о событиях в других частях страны. И на фокус-группах молодежь сегодня часто сама обращается к этой теме. Многих при этом задевают не столько сами протесты, сколько насилие при их разгоне, суды над политическими активистами. Молодые люди — иногда с опаской — делятся впечатлениями об избиениях на митингах: «людей били ни за что», «Росгвардия по малейшему поводу может избить несовершеннолетнего, совершеннолетнего, женщину, мужчину, пожилого», «когда человек говорит, что ему что-то не нравится, его еще и унижают». Многих потряс случай, когда да в Санкт-Петербурге полицейский ударил женщину ногой в живот. Респонденты говорили, что в результате они чувствуют свое бессилие: «мы ничего сказать не можем», «надо сидеть, надо молчать», «ты знаешь, что ты ничего не можешь»” [31].
Сложный мир требует и сложных коммуникаций. Именно поэтому за бортом молодежного интереса оказываются любые аналоги советской программы “Время”, поскольку тогда реальность становится слишком простой и плоской.
Телевидение вещает о победе на войне еще до ее начала: “Главарь террористической “Донецкой народной республики” Денис Пушилин заявил, что есть “как минимум два депутата Госдумы РФ”, которые, “если что-то начнется”, приедут и, если нужно, возьмут в руки оружие. Депутат Андрей Козенко, который в Госдуме представляет оккупированный Крым, немедленно подтвердил, что да, если что, он тут же приедет и станет воевать. Волна украинофобии помноженной на военный психоз захлестнула обе палаты российского парламента, не говоря уже о телевизоре и иных прокремлевских СМИ. Если какой-то человек, далекий от политики, переключая каналы на телевизионном пульте, по неосторожности попадет на телеканал “Россия-1″, то у него немедленно возникнет убеждение, что Россия уже ведет войну с Украиной и находится в пяти минутах от сокрушительной победы, а возможно, уже ее одержала” [32].
«Весь смысл существования России заключается в том, чтобы правящая элита, которая захватила власть и ресурсы в начале девяностых и укрепила ее в двухтысячных, сейчас просто сидела у власти. Вся их международная политика, вся их борьба с Западом – это не борьба с Западом как с другой знаковой системой (как было у СССР или другого государства с коммунистической идеологией), это простая торговля с Западом” [33].
Таково же мнение и А. Колесникова: “Когда основной смысл существования элиты — самосохранение себя во власти, принципиальный и сознательный отказ от модернизации при принципиальной и сознательной архаизации мышления и практических действий, наступает дефицит идей, а слова обесцениваются. Стагнация совпадает с девальвацией идей и слов Руководство утратило способность к содержательному разговору, а огромная страна перестала его слушать. И начальство, и подчиненные словно отбывают номер: одни делают вид, что говорят, другие — что слушают. Страна это уже проходила — начиная примерно с середины 1970-х гг. И пребывала в анабиозе и склерозе в течение десяти лет, пока после геронтократической гонки на лафетах не появился мужчина, заговоривший без бумажки. Теперь этого мужчину обвиняют в том, что он все развалил. Хотя все уже было развалено и украдено до него. Чтобы появились идеи и начался содержательный разговор или хотя бы для начала осмысленный монолог, необходимо целеполагание чуть более значимое, чем самосохранение, редистрибуция национального богатства между знатными чекистскими фамилиями и возрождение величия с оскалом бойца-вагнеровца. Целеполагания нет. Его замещает борьба с начисто отсутствующей величиной — иностранным влиянием, в риторике и с энергией кампании против космополитов рубежа 1940–1950-х гг. Но и это не работает. Широкие массы не возбуждаются: их, конечно, можно заставить бегать вокруг флага с попутным выкрикиванием патриотических и антиамериканских лозунгов, но уже не добровольно, как в 2014–2015 гг., а из-под палки или за отгул. Субъект осмысленного целеполагания исчез. Он превратился в радиоточку, которая в 6 утра передает гимн, а потом что-то бубнит про вражью силу. Однако пропал и объект вещания: радио перестали слышать, формально слушая. Субъект вещания сначала перестал быть президентом надежд. Потом, когда основной установкой населения, как свидетельствует социология, стала позиция «лишь-бы-не-стало-хуже», утратил статус президента ожиданий. Затем, когда хуже все-таки стало, особенно с реальными доходами населения, — он превратился в президента понижающей адаптации (когда каждая следующая ступень, ведущая в социально-экономическом смысле вниз, оценивается как «новая нормальность»)” [34].
И зашатались даже журналистские столпы режима, которым иногда разрешается отклоняться, чтоб не терять аудиторию сомневающихся. Сегодня даже А. Венедиктов говорит: “история с DOXA – это демонстрация. Манифестация. Которая направлена сразу в несколько слоев. Во-первых, удар по студенчеству. Сидите и молчите. Вот ответ. Занимайтесь профессиональным обучением. Вот вы, молодые люди, делайте карьеру. Если вы в институте, как одна из них, учитесь в ВШЭ – сидите и занимайтесь своим обучением. Культура возрождения или что там еще. Не лезьте в политику. Это раз. Сядете. Карьера порушится. Сядете. Это демонстрация уже не вообще обществу… Это не просто залить напалмом – это по отдельным стратам возможной оппозиции. Вот это молодежь. Да, молодежи немного. Да, ее объем в общем, поскольку страна стареет – 7%. От 18 до 24 лет. Всего. Но всем понятно, что молодежь наиболее радикальна в своих действиях. Вот где угроза. Вот где противник. Отвечаем: сядете. Пока мы вас не сажаем, но показываем пальчиком, что видите, у вас так называемый не домашний арест, но на самом деле домашний арест, вы в 23.59 вы должны сидеть дома и одну минуту вы можете этим пренебречь. До полуночи. Тоже мне Золушки. Понимаешь? Это издевательство. Я абсолютно уверен, что какой-нибудь клерк уже крутит себе для медали для звезды на погонах. Но вот такой очень важный элемент, который показывает, что российское студенчество оно же инертно, как правило. Мы видим письмо в поддержку 120 преподавателей Вышки, хотя из этих 4-х только один человек там учится. Со всеми регалиями и так далее. Где студенты. Нет, это так было давно, так было с 90-х годов. Российское студенчество – оно не политическое. В целом. И в той же Вышке — то же самое. Я рассказывал, когда открывалось новое здание Вышки, тому лет что-то было, и туда случайно действительно неподготовлено пришел Собянин. И это был август. Это были московские протесты, это был 2019 год. Пришел Собянин в столовку, там сидело несколько десятков студентов. Он начал с ними разговаривать, отвечать на вопросы. Ни одного вопроса по политике. Они были не подготовлены. Они не были собраны специально. Ни одного вопроса. Он там был час десять, если мне не изменяет память. Ни одного вопроса по политике не было. В этот момент шли разгоны и задержания. Это такая история. И преподаватели оказались гораздо более сплоченными и безбоязненными, я бы сказал, нежели студенчество в той же Вышке в целом. Конечно, есть отдельные группы, я говорю в целом. Поэтому и можно принимать такие решения. Поэтому наша солидарность с ребятами из DOXA. Надеюсь, что они продолжат свою профессиональную деятельность и вырастут нашими конкурентами. Не хотелось бы лишиться этих конкурентов профессионально. Это раз история. Вторая история – это применение принципа – вовлечение несовершеннолетних. Им же что вменяется. Им вменяется это пугало, а в чем там дело – а дело в том, что они объясняли студентам, своим коллегам, что их не могут отчислить за участие в несанкционированных митингах. И некоторые построения их фраз были таковы, что все имеют право на свободное выражение. Под словом «все» можно подразумевать хоть пятилетнего…” [35].
Мы видим, как DOXA стала из случайного примера системным доказательством неправильности действий власти. Власть должна быть любима, тогда ей все прощается. Такие периоды любви были и у Ельцина, и у Горбачева. Да и у Путина…
Литература:
