В результате складывается ситуация, когда информация чаще всего используется или как хвала власти, или как условное оружие, которое может вести и часто ведет к смене власти. Усиливая одну сторону, информация ослабляет другую. Отталкиваясь всего от одной информации, человеческий разум выстраивает целую картину, благостную или убийственную. Контролируя информацию, страны контролирует свое будущее.
Что такое масс-медиа? Исходно это было изобретением способа создания и продажи новостей. До этого их не продавали, потом стали продавать. Новости стали выгодным товаром, поскольку нематериальны, соответственно, дешевы. В мире продается все, можно и надо продавать новости. Новости, которые знают все, цементируют общество, что лучше всех знали тоталитарные государства, не позволявшие своим гражданам знакомиться с альтернативными источниками информации. Они действовали по модели: можно знать только то, что надо знать. Все остальное не просто лишнее, а даже опасное. СССР как бы активно боролся на двух фронтах. На одном пропаганда распространяла обязательные для всех знания. На другом – цензура забирала из памяти опасные знания альтернативного порядка.
Но новости это не совсем о физической реальности, это о физической реальности сквозь призму виртуальной. Из физической реальности берется то, что имеет вес в виртуальной. Отсюда постоянно идущее смещение к новостям о знаменитостях, когда новости ориентированы на удержание аудитории, то есть хотят понравиться ей, или к рассказам об открытии станции метро (моста, микрорайона, дороги), когда новости хотят понравиться власти.
Новости теоретически должны отражать действительность. Однако действительность настолько многообразна, что ее приходится “фильтровать”. И именно здесь лежит граница между жизнью и новостями. Поскольку все не может получить освещение, то мы читаем и видим только малую часть того, что для нас “отфильтровывают” журналисты.
Однако новости из Голливуда как наиболее востребованные являются самым минимальным срезом действительности. Советская пропаганда однотипно рассказывала о сталеварах, например, которые тоже представляют собой искривление действительности, только в другую сторону.
Мы все время читаем новости о подобной искривленной действительности, поскольку у нее есть “спонсоры”, продвигающие такую модель мира. Мир – это то, как мы о нем рассказали, поскольку человек живет в мире новостей, создаваемых для него. Кстати, советская печать была чрезвычайно дешевой, что вместе с ее миллионными тиражами делала этот информационный поток доступным для каждого: газету мог взять в руки каждый.
Точно такая трансформация из нейтрального представления происходит и с историческими событиями: берется то, что нужно “спонсорам” или искривляется в пользу спонсоров. Был подвиг Зои Космодемьянской, но в реальности она была не партизанкой, а военной разведчицей, которая поджигала дома селян, чтобы немцам негде было селиться. Не было 28 панфиловцев, это чисто пропагандистский факт, ставший из пропаганды историей. Вероятно, все это чисто текстовые методы усиления сильных по воздействию на аудиторию характеристик.
Такие тексты перестают быть “работающими” при смене модели мира аудитории. Однак мифология начинает столкновение с другой, при этом понятно, что мифология получателя всегда имеет преимущества над мифологией отправителя. То есть новости на чужую аудиторию для того, чтобы быть успешными, должны строиться на чужой мифологии, как это происходит с фейками, которую потому и распространяются, что соответствуют мифологии и отправителя, и получателя.
Не так было, например, с советскими новостями во время войны, которые делались на зарубеж: “Неслучайно из Великобритании и США в Совинформбюро то и дело поступали замечания с критикой советских материалов. В апреле 1942 года советский посол М. М. Литвинов в ответ на просьбу Лозовского сообщить, как использовались полученные от информбюро материалы, телеграфировал из США: «Большие американские газеты не публикуют материалы СИБ по следующим соображениям: 1. В статьях мало или совсем нет конкретных фактов, названий мест, дат и прочее. 2. Статьи, как правило, слишком велики, в то время как американская печать помещает статьи размером не более 500 слов. 3. Газеты предпочитают печатать материал, полученный из СССР от своих собственных корреспондентов». Главное же сводилось вот к чему: «Посылаемые статьи рассчитаны на наших читателей, а не на американцев, подход к которым должен быть иной. В статьях слишком много эпитетов, вроде “кровожадный”, “кровавый”, “зверский” <…> и много личных эмоций авторов». Далее М. Литвинов формулировал так: «Буржуазным газетам не нравятся похвальбы и выпячивание превосходства нашей страны по сравнению с другими». Статьи Совинформбюро, как сообщил Литвинов, печатаются в основном в бюллетене посольства и в «прогрессивной» (левой) печати США” [1].
С другой стороны, сами работники ничего не могли изменить, поскольку сводки Совинформбюро правил лично Сталин, причем правил не в сторону увеличения их достоверности, а в сторону большей воздействующей силы. Это было как бы оружие номер два, которое могло лишь отталкиваться от реальности, но не соответствовать ей.
А. Давыдов разъясняет: “Все сообщения (говоря иначе — сводки) Совинформбюро на каждом этапе Великой Отечественной войны представляли информационно-пропагандистские доминанты. Сталин действительно лично правил эти тексты. В воспоминаниях описано, что маршалы Жуков и Василевский подолгу ожидали в приемной, пока Верховный главнокомандующий закончит редактирование очередной сводки. И дело не просто в том, что вождь придавал большое значение идеологической обработке населения. Сводки представляли собой своего рода канонические тексты. Формулированные в них шаблоны в обязательном порядке тиражировались каждым СМИ. В итоге именно посредством сообщений Совинформбюро Сталин управлял абсолютно всей официальной информацией и пропагандой. При этом сведения и известия альтернативной направленности, кроме слухов, до народа не доходили, поскольку одновременно с созданием Совинформбюро 24 июня 1941 года был опубликован указ о сдаче государству всех радиоприемников” [2].
Кризис, а война это всегда кризис, как, кстати, и выборы, порождает ситуацию жесткого контроля над информацией. В ней побеждает тот, чья информация окажется даже не правдивее, а сильнее. Она должна заставлять человека поверить в себя.
О. Баландина, соавтор книги “Власть, информация, общество: их взаимосвязи в деятельности Советского информбюро в условиях Великой Отечественной войны” рассказывает об источниках материалов для книги: “Основной комплекс источников был найден в фондах пяти московских архивохранилищ. Значительная часть документов, относящихся к деятельности советской партийно-государственной верхушки, до сих пор засекречена. Однако многое доступно исследователю в архивных фондах ЦК КПСС, Совинформбюро, секретаря ЦК А.С. Щербакова и других. В фонде Сталина особый интерес представляла принадлежавшая Иосифу Виссарионовичу правка текстов. Это листки бумаги с надписями, сделанными от руки поверх напечатанных на машинке строчек, а также на полях” (там же).
Мир – это постоянная война, только не пушек, а информаций. Обо всем рассказать невозможно, что-то должно определенно “умереть”. Что-то должно обязательно жить, поскольку у этой информации есть “спонсор”. Мы читаем не о мире, а о том, как его хотят видеть в нашей голове. Реальность отступает в сторону, потому что перед нами лишь модель реальности. А в любой модели есть главные и второстепенные характеристики. Нас должны спасать наши мозги, но у нас тоже нет ни времени, ни желания восстанавливать подлинность мира.
Советский Союз был специалистом по пропаганде, однако эти результаты достигались в монологическом информационном пространстве, куда не допускалось иное мнение. Так что это скорее была модель запоминания, а не понимания. Здесь даже художественная литература писалась по стандартам, именуемым социалистическим реализмом”, то есть виртуальное пространство, особенностью которого как раз является противоположное качество – креативность, должна была стандатизироваться.
Новости советского времени писались по стандартам художественной литературы, а литература – по стандартам новостей. Правда, везде шел рассказ о героях производства и ужасах жизни за пределами СССР. Понятно, что это утрировка, но большая доля правды в этих словах есть, поскольку таким был политический компас, а все новости должны были ему соответствовать. В каждой даже маленькой новости есть модель страны, демонстрация того, кого/что она любит и кого/что ненавидит.
Ж. Бодрийяр замечает по поводу необходимости расширить понимание производительных сил в сторону сознания: «классическое» определение производительных сил является определением ограниченным, и расширить анализ в терминах производительных сил на все закрытое для такого рода исследование поле знаков и коммуникаций. Это повлечёт высвобождение противоречий, порождённых теоретическим и практическим расширением предмета политической экономии. Таковой была исходная гипотеза Энзенбергера в его статье в журнале New Left Review (Constituens of a Theory ofthe Media, осень 1970): «Монополистический капитализм наиболее быстро и самым широким образом по сравнению со всеми прочими сферами производства развивает индустрию сознания. Но в то же время он вынужден ограничивать и тормозить её развитие. Именно над этим противоречием должна призадуматься социалистическая теория масс-медиа» [3].
Получается, что медиа никак не обмен информацией, а монолог, хотя термин коммуникация предполагает именно обмен. Кстати, медиа редко выступают в режиме быстрых действий масс, они скорее тормозят их, хотя бы потому что инфраструктура медиа принадлежит тем, кто заинтересован в сохранении инфраструктуры власти, а не в ее разрушении.
Быстрые действия всегда происходят где-то за пределами родной страны, у себя же мы сталкиваемся с миром и благодатью. Только иногда природа приносит отклонения от эталонного существования, поскольку здесь вина власти минимальна. Мир засыпает у ног власти, так она хочет, чтобы мы все думали.
Медиа выступают лишь против мелких нарушений в рамках поддержки больших, если они принадлежат власти. Медиа – это тоже монолог, а не диалог: “вся современная архитектура масс-медиа основывается на этом нашем последнем определении: они являют собой то, что навсегда запрещает ответ, что делает невозможным процесс обмена (разве только в формах симуляции ответа, которые сами оказываются интегрированными в процесс передачи информации, что, однако, ничего не меняет в однонаправленности коммуникации). Именно в этом — их подлинная абстракция. И именно на этой абстракции основывается система социального контроля и власти” (там же).
Новости отличаются от знаний тем, что они все время меняются. При этом вчерашние новости не нужны сегодня. Они сразу теряют свою ценность, а завтрашними новостями пока не торгуют. Хотя понятно, что из трех газет, повествующих либо о дне вчерашнем, дне сегодняшнем и дне завтрашнем, мы бы покупали только последнюю газету, ибо завтра для нас интереснее, чем вчера.
Новости не столько сообщают, сколько удерживают внимание на важных точках действительности. Даже если там ничего не будет происходить, оттуда все равно будут поступать новости. Новости, как мы видим, в сильной степени зависят не от самого события, а от того, о ком/о чем идет речь.
Для новости очень важна быстрота передачи, чего совершенно нет в литературе, где классические произведения совершенно спокойно сосуществуют с современными. Но есть ситуации, когда новости делаются с вербальным искусством, равным литературному. Такой силой художественного воздействия с помощью журналистского письма обладал, к примеру, С. Доренко. Его работу вспоминают так: “С резкой критикой Путина в средствах массовой информации и, прежде всего, на телевидении выступал недавний его союзник тележурналист Сергей Доренко, прозванный ”телекиллером”. Именно Доренко во время парламентско-президентской кампании 1999 года, будучи весьма популярным тележурналистом, существенно снизил рейтинги Лужкова и Примакова направленными против них передачами. Как позднее вспоминал Доренко, до начала цикла его передач рейтинги основных претендентов были: Примаков – 36%, Лужков – 16%, Путин – 1,5%. К шестой по счету передаче цикла рейтинги выглядели следующим образом: Примаков – 16%, Лужков – 8%, Путин – 38%. Доренко не был сторонником Путина, но он был убежденным противником Примакова и Лужкова и своим противодействием им невольно помог Путину. Все резко изменилось в августе 2000 года после трагической гибели атомной подводной лодки ”Курск”. Доренко в своих репортажах, посвященных этой трагедии, открыто и обоснованно критиковал вновь избранного президента и уличал его в откровенной лжи. В итоге 2 сентября 2000 года Доренко уволили из ОРТ” [4].
И еще о его работе после вербовки КГБ: “Агент госбезопасности студент Доренко, помимо использования его для изучения иностранных и советских студентов Университета дружбы народов, был задействован в работе с иностранными делегациями, прибывающими в СССР из развивающихся стран. Эта деятельность обеспечивала ему определенный заработок и давала возможность оттачивать агентурное мастерство. С учетом проявленных Доренко как агента КГБ положительных качеств, в 1982 году, сразу же по окончании им УДН, он был направлен в зарубежную командировку в Анголу, где работал в качестве переводчика в ряде советских представительств, в том числе в представительстве Государственного комитета Совета министров СССР по внешним экономическим связям, в составе которого имелось Главное инженерное управление, осуществлявшее военные поставки в зарубежные страны. В 1984 году Доренко вернулся из зарубежной командировки, а годом позже там же в Анголе оказался его будущий заступник Игорь Сечин. По признанию Доренко (поверим ему), он не был лично знаком с Сечиным. Факт заступничества за ставшего опальным Доренко может свидетельствовать только о том, что у Сечина и Доренко во время их пребывания в Анголе был общий куратор от КГБ” (там же).
Тут что-то товарищ подполковник ошибается, поскольку считается, что самого Сечина уже к этому времени уже давно привлекли на работу в КГБ, и он сам мог быть этим куратором. Из воспоминаний знакомых: “Игоря Сечина завербовали на 3—4-м курсе: — С этого момента он стал уверенней внутренне” [5].
При этом и сам Доренко видел свою роль в этой жизни достаточно широко. Вот как он ответил на вопрос Ю. Дудя в видеоинтервью 14 августа 2018 о том, правда ли, что это он сделал Путина президентом: «Нет, делает президентом человека только народ. А вот нашептать народу — наша задача» [6]. Видимо, тут эти образы совпали: образ продвигаемого президента и образ самого Доренко. Жесткость одного сошлась с жесткостью другого, образовав нужный сплав.
Правда, телеведущий В. Соловьев назвал С. Доренко предателем: «Я не могут понять всех тех, кто с придыханием сейчас вспоминает о Доренко. Я понимаю, почему какая-нибудь [блогер] Кристина Потупчик близка к Доренко. Потому что оба предатели», — заявил Соловьев. По словам журналиста, бывший главред «Говорит Москва» во время Майдана нелицеприятного высказывался о президенте России Владимире Путине, а Потупчик после того как занимала пост комиссара движения «Наши» (молодежное движение, созданное администрацией президента РФ) «теперь вытирает ноги» о тех, кому «вечно клялась в любви»” [7]. Так что, как видим, профессия телекиллера и опасна, и трудна.
Но их помнят лучше, чем просто журналистов с их обычными новостями. М. Фишман вспоминал Доренко так: “В мае 2000 года Борис Березовский внезапно перешел в оппозицию к Путину — по каким причинам, вопрос отдельный, — и следом за ним развернулся на 180 градусов в эфире Сергей Доренко. Его самым сильным выступлением того исторического лета 2000 года мне кажется даже не известная программа про “Курск” в августе, а один из июньских эфиров, посвященный аресту Гусинского. К сожалению, репутация Доренко тогда мешала воспринимать его всерьез. Эти его слова читались — закономерно и оправданно, — как политическая разборка, а не буквально. А меж тем оказались вполне провидческими — в том смысле, что было сказано главное, что будет с тех пор происходить в России. Почти все вы знаете, что сталинская конституция была одной из самых передовых в смысле прав человека. И по ней, собственно, и казнили миллионы человек. Когда президент говорит о диктатуре закона, я вспоминаю о диктатуре сталинской конституции. И спрашиваю: может быть, мы лучше заменим диктатуру закона диктатурой права? Диктатура права выше всех законов вместе взятых, и правоприменение в нашей конкретной ситуации показывает, что человека унижают и запугивают строго по закону. Но совершенно противоправно. … Атмосфера теперь такая, дух закона теперь такой. Диктатура права заменена диктатурой силовиков. Вы видите, как у силовиков лопаются пиджаки, и из-под пиджаков вылезают крылья. Пришла их власть” [8].
Негатив является страшной силой в стране победившего позитива. Когда негатив, который всеми силами удерживают от появления, все же проявляется, последствия этого становятся страшными. Развал СССР является таким примером, когда красивое слово гласность просто прикрывала собой разрешенный сверху поток негатива.
М. Жуховицкий вспомнил то, что мы сегодня уже успели призабыть: “24 октября 1999 года вся страна час смотрела, как пилят сустав, дробят кости, в мясо втыкают металл. Показывали операцию, которую перенес Примаков. Всё крупным планом. Прокомментировали каждый момент. Подробно, во всех деталях. Примакова после этого вся страна будет воспринимать старым, дряхлым, насквозь больным, перебранным из множества запчастей. Так Евгений Максимович Примаков, политический тяжеловес, народный любимец, который по опросам имел поддержку в 81% и, якобы, ранее готовился к импичменту Ельцина, чтобы занять его пост, был ликвидирован из политической жизни. 31 декабря 1999 России явили нового, скромного руководителя. На тот момент не способного общаться с публикой и не имеющего вообще какой-либо поддержки населения. Доренко весело, с азартом, абсолютно беспредельно, творил историю. В России не было журналиста, который успел бы за столь короткий срок оставить столь же значимый след” (там же).
Так что, как видим, если есть медиакиллер, то есть и новость-убийца, которая и уничтожила Примакова. Обратим внимание, что они оба являлись выходцами из одной структуры (Примаков и Путин), как, кстати, и третий – С. Доренко. То есть сражение происходило не между башнями Кремля, а между башнями КГБ.
К. Крылов добавил несколько важных штрихов в образ Доренко, которые стоит упомянуть [10]:
– “Сейчас практически все, кто хоть как-то соприкасались с Доренко, говорят о нём со слезами на глазах. В значительной степени это слёзы облегчения. У многих его коллег — или просто соприкасавшихся с ним людей — были основания Доренко недолюбливать, а то и побаиваться. Но не столь сильно, чтобы не простить мертвецу. Вот это самое «спасибо, что помёр» так сквозит сквозь водопады прощальных слёз, что хочется сказать — ребята, ну что вы так себя мучаете, ну лучше уж честно плюнуть на гроб”,
– “он в конце концов стал бомбардировщиком информационного пространства. Ему даже довелось сбросить на Российскую Федерацию атомную инфобомбу, которая сожгла один из вариантов будущего этой страны. Что его навеки прославило — и окружило чёрной аурой”,
– “В Анголе он работал с 1982 по 1984, причём работал переводчиком в Высшей партийной школе MPLA (местных коммунистов). А в соседнем Мозамбике на той же позиции с того же года работал будущий глава Роснефти, великий Сечин. Какие кадры выковала для новой России Чёрная Африка! Вернувшись в Москву, он обнаружил, что подлежит призыву в Советскую Армию. По его словам, служил он в спецназе военным переводчиком (то есть специалистом по допросам). Служил он, правда, полгода — вроде как по здоровью”,
– “Доренко очень часто называют человеком невероятной внутренней свободы — который, дескать, режет правду-матку так, что только брызги летят. Я этого не отрицаю, но позволю себе усомниться в том, что эта свобода именно внутренняя. Просто Доренко очень рано попал в категорию специальных людей, которым позволено то, за что других наказывают. Правда, меру он знал (почти всегда). Но его мера была далеко впереди дозволенного другим. Я неоднократно слышал и читал что-то вроде «да он такое говорит, за что других сажают». Ну да, ну да — вот то-то и оно-то”,
– “У Доренко были вполне объективные преимущества перед всеми прочими (в т. ч. коллегами). Прежде всего — совершенно иной уровень информированности. Советский и постсоветский человек прикручен к своему шестку — он забитый, бедный, убогий и ничего не знающий. Доренко с детства имел доступ к информации и впечатлениям, которых 99,999% нашего населения иметь не могли в принципе. Например, он воочию наблюдал и сам участвовал в Большой Политике — в той же Анголе хотя бы. То есть он видел, как это делается. Знание языков, поездки по миру (и не туристом) и всё прочее возносило его над нами, недотыкомками, на недосягаемый уровень. Хотя, конечно, по сравнению со сверхчеловечески-богоподобным Познером Доренко смотрелся как сметливый беспризорник рядом с сыном лорда. Или хотя бы рядом с сыном садовника лорда — кем Познер в социальном плане и является”%,
– “Наконец, просто «техническая часть». Все великие журналисты девяностых стали великими в т. ч. и потому, что видели Настоящее Западное Телевидение и научились использовать кое-какие технические приёмы. Тот же Невзоров, когда делал «600 секунд», начал говорить со скоростью, превосходящей обычную для советских телеведущих (вероятно, пользуясь и техническими средствами). Что дало ему +600 по части симпатий публики. Доренко тоже смотрел Настоящее Западное Телевидение — и многие вещи просто знал. Чему другим приходилось учиться, учиться и учится”.
Крылов не сказал главного – Доренко был рупором негативной информации, которую ему давали. А это другая роль и другие возможности. Вершиной его карьеры стало уничтожение Примакова как кандидата. Мы уже забыли эти подробности. Но вот они:
“24 октября 1999 года на экраны вышла доренковская передача о Тазобедренном Суставе. Многие думают, что именно эта передача погубила Примакова и его шансы на президентское кресло. О чём речь? Доренко сообщил телезрителям, что в июне 1999 г. Евгений Максимович Примаков перенес операцию на тазобедренном суставе. Операция была сделана в Швейцарии, в Университетском госпитале Инцельшпиталь в Берне — самом крупном лечебном учреждении Европы. Предположительная стоимость операции — 45000 долларов за одну операцию и сопутствующие услуги. Казалось бы, ничего особенного. Однако Доренко умудрился сделать из этого совершенно невинного факта corpus delicti. Во-первых, он намекнул на недостаточный патриотизм Примакова (дескать, такие операции делают и в России, за меньшие деньги). Но главное было не в этом. Он вдавил в мозги обывателя ту мысль, что Примаков —ДОХОДЯГА, который весь президентский срок будет лечиться. Чтобы заякорить эту мысль в мозгах обывателя, Доренко сделал мощный ход — прокрутил во время передачи ролик с операцией на тазобедренном суставе. Медицинские процедуры вообще неприятное зрелище, а тут уж телевизионщики постарались, показав и дрель, и молоток, и потоки крови, и сам сустав. А дальше Доренко начал с умным видом рассуждать: дескать, суставов-то два, изнашиваются они одинаково (что неверно, но зрители это проглотили), а значит — Примаков снова поедет лечиться, а когда? А некогда, ему придётся, превозмогая боль, заседать в Госдуме, потом президентская кампания… и только после неё он сможет отъехать в Швейцарию и там заняться вторым суставом. На что уйдёт ужасно много времени” (там же).
Мы остановились столь детально на биографии Доренко, поскольку “киллерская” функция медиа оказалась очень востребованной на постсоветском пространстве. Это во многом было связано с тем, что мы все привыкли видеть “телелакировку” действительности, поэтому “телекиллерство” воспринималось как самая главная правда, которую от нас скрывают, кстати, мотивировка, которая сродни конспирологии, распространяющейся по миру и из-за этого.
Новость не только отображает, но и создает мир. Правильный он или нет – это другой вопрос. В этот иной мир вложили больше усилий и финансов, и он пришел. Или, наоборот, не появился, как это было в случае Примакова, которого “убила” информация об операции на тазобедренном суставе. Больной сустав убрал одного будущего президента и поставил другого.
Л. Млечин пишет об этом периоде так, что Примаков: “попал под прицельный огонь пропагандистских орудий крупного калибра. Говорили, что Примаков так и не оправился после операции, что его ждет следующая операция и закончится все это инвалидностью. Как можно голосовать за инвалида, который не сможет исполнять свои обязанности? При этом на экране телевизора возникали лужи крови, которые должны были вызывать определенные ассоциации. В те дни, когда стране рассказывали, что Примаков с трудом передвигается, я наблюдал Евгения Максимовича в неформальной обстановке. Он пребывал в прекрасном настроении, за столом ни в чем себе не отказывал, а после застолья пел и пританцовывал. Но это видели человек двадцать, страна же верила телевидению” [11].
Получается, что роль негатива в жизни гораздо более сильная, чем роль позитива. Это стало известно при изучении фейков, которые распространяются быстрее и на большую аудиторию именно потому, что они представляют собой чистой воды негатив. Но мы живем также в мире обвинений и компромата, а они могут остановить любую карьеру.
Так и С. Доренко, который по аналогии с названием фильма “Человек дождя” можно назвать человеком-негативом или человеком-компроматом. В системе контролируемого телевидения негатив появляется редко, он сразу сигнализирует о нахмуренных бровях власти. Негатив всегда интереснее позитива, что хорошо иллюстрирует распространение фейков.
По этой причине наше рассмотрение можно завершить такими словами К. Крылова: “Сергей Доренко был человеком, лично ответственным за успех плана Ельцина-Березовского (и теми, кто стоял за ними), которому мы обязаны приходом вечного и несменяемого Путина с его камарильей и уничтожение демократии в Российской Федерации. Сейчас уже понятно: каким бы президентом ни был Примаков, сейчас у нас был бы другой президент, а также работающие демократические механизмы. В том числе и свобода слова. Которой Доренко воспользовался, чтобы отнять её у нас у всех. Свою аудиторию — людей, которые Доренко слушали и ему верили — он бесконечно презирал и считал манипулируемыми идиотами. Всё, что его интересовало — это отношения с власть имущими. Их он любил и на них работал. Иногда, впрочем, он мог взбрыкнуть в попытке набить себе цену или отомстить за что-то. Но все его помыслы были там, наверху. А единственный человек, который всегда занимал его мысли, был В. В. Путин. Он мог выступать на его стороне или против него, но думал он в основном о нём. Никаких убеждений у него не было. Когда он говорил правильные (с чьей бы то ни было точки зрения) вещи, это означало только то, что ему дали денег с правильной стороны, или неформально приказали сказать правильное. Он легко менял воззрения на противоположные, когда ситуация менялась”.
За всеми этими “телодвижениями” стояли серьезные игры. Так, к примеру, Примаков, будучи премьером, пытался дважды уволить Владимира Путина с должности руководителя ФСБ [12]. М. Соколов вспомнил о Примакове-востоковеде: “Мне известно, например, одно достижение, которое достаточно скандальное, – это защита диссертации Махмуда Аббаса, научный руководитель Евгений Примаков, тема “Связи между сионизмом и нацизмом” и гриф “Для служебного пользования”. Целиком эта диссертация так и неизвестна в советско-российском варианте, а книга господина Аббаса известна. Там отрицается Холокост, количество жертв и так далее” [13]. Как видим, вся эта история носит достаточно запутанный характер, который еще и сознательно прячут от других.
Главный редактор сайта Carnegi.ru Московского центра Карнеги А.Баунов рассказывает, почему не хотели Примакова: “Страхи, конечно, что он испортит отношения с Израилем только наладившиеся, были связаны с тем, что у него бэкграунд арабиста. Эти страхи даже пересиливали тот факт, что у него есть еврейское происхождение, еврейские корни, которые он совершенно не скрывал, по крайней мере в разговорах. В этом отношении как раз современная российская политика, может быть, и не следует курсу Примакова, потому что современная российская внешняя политика как раз, в отличие от советской, нашла эту поразительную точку нейтралитета на Ближнем Востоке, которую ни советской тогда, ни американской сейчас не удается найти” (там же).
Председатель Совета учредителей Фонда расследовательской журналистики Г. Сидорова добавляет важные не всем известные факты биографии Примакова, объясняющие, почему он стал министром иностранных дел у Ельцина: “Я думаю, в тот момент для Ельцина было важно прикрыть тыл каким-то человеком вроде Примакова, который имел поддержку в другом лагере. Я думаю, в этом была причина, что стояло за этим решением. В этом смысле Примаков был кстати, что называется. Вообще мне где-то даже жалко Евгения Максимовича, потому что, если посмотреть этапы большого пути, то его все использовали. Его использовали, его поставили на МИД. Еще при советской власти он стал замом председателя КГБ, то есть он не случайно потом стал председателем, будучи гражданским, он почему-то занял генеральскую должность – зам председателя КГБ СССР. Мы знаем, и он сам об этом в своих книжках пишет, что эти спецоперации, спецпоручения, которые он выполнял, они были, понятное дело, по линии ЦК КПСС, соответственно, не только – мы знаем, как это все происходило при советской власти. Дальше получилось, что его использовали, когда он нужен был, он был поставлен на МИД. Кстати, именно при нем расширение НАТО вскоре произошло. Дальше он был поставлен, когда понадобился человек, который вроде бы всем удобен, его бросили в премьеры” (там же).
А. Дурново смотрит на другой вариант будущего в случае победы Примакова, хотя он и не такой иной: “Что делал бы Примаков? Примерно то же, что делал Путин. Консолидация власти в руках силовиков (Примаков пять лет возглавлял разведку), борьба с нелояльными олигархами, курс на противодействие США во внешней политике. А вот стал бы он зачищать политическое поле, с учетом того, что победу ему принесли бы выборы. Это вряд ли. Добавим сюда, что Примакову на момент его гипотетического избрания перевалило за 70, и на хирургическом столе он оказывался не сильно реже, чем Ельцин. Многие отмечали портретное сходство Евгения Максимовича с Брежневым. Вполне вероятно, что Примаков погрузил бы Россию в «Застой № 2»” [14].
Много неясного и в биографии Примакова. Вот ее начало: “Евгений Примаков родился 29 октября 1929 года в Киеве, но уже через три месяца мать с маленьким Женей перебралась к родным в Тбилиси. О причинах поспешного отъезда и отце будущего государственного деятеля неизвестно ничего. Некоторые биографы предполагают, что он был арестован ГПУ. Еще студентом Примаков женился на Лауре Харадзе, чей брат доводился зятем советскому премьеру Алексею Косыгину, а отец был генералом НКВД” ([15], см. также [16]).
В. Матузов, работавший в международном отделе ЦК КПСС говорит: “Я Примакова знал с 1970 года. Тогда я приехал в Ливан, где он был корреспондентом газеты «Правда». Оказалось, что мой руководитель в международном отделе талантливейший арабист Вадим Румянцев и Примаков вместе учились и были друзьями. Так меня подключили к этой компашке, в которой мы по вечерам пили чай (улыбается). Мне было 33 года. Мы хорошо друг друга знали. Я считаю, что центральной фигурой, которая осуществляла переход от «перестройки» к перестрелке и нынешней ситуации, был Евгений Максимович. Полагаю, что Борис Ельцин и Горбачев были людьми второстепенного плана. Это была внешняя картина. А реальный механизм, который контролировал весь процесс — до перестройки, перестройку и после перестройки, когда формировались всякие австрийские институты, был завязан на Примакова и других наследников плана Андропова” [17].
И еще: “Вдруг я слышу от Примакова: «Социалистическая система себя изжила. Надо от нее отходить и начинать жить как на Западе». И тут я вступаю в пререкания с Евгением Македоновичем. В те годы у него было такое отчество… Когда я в 1975 году приехал к Примакову, он сказал мне: «Слава, зови меня теперь Евгений Максимович». Да, это уникальная вещь в его биографии. Личность Примакова законспирирована до предела и по сей день. Я считаю, что он являлся главной действующей фигурой, которая завершила план Андропова по переустройству Советского Союза. Говоря простым языком, Примаков был смотрящим за процессом — все эти годы”.
Добавив эти факты, мы попадаем еще сильнее в мир домыслов. Кем на самом деле был Примаков? Когда-то мы услышим ответы на подобные вопросы. Если, конечно, доживем…
Л. Кравчук вспоминал свое “информационное прошлое” в таких словах: “я человек гибкий, дипломатичный, редко говорю людям правду прямо в глаза, совсем редко открываюсь. Опыт учит, что в политике бывают ситуации, когда любая откровенность или открытость может быть использована против тебя” [18].
И это модель всей нашей жизни, не только информационной. Человека высокого уровня не оставляют в покое даже тогда, когда он покидает свой пост. С. Хрущев, например, вспоминал об отце: “Созданием мифов про Хрущева занимался КГБ. Конкретно его глава (в 1961–1967-м) Владимир Семичастный. Был там такой отдел, который занимался дезинформацией в отношении Западной Германии. Там и выдумывали все эти истории. В одном из интервью Семичастный даже признался: мы бы Хрущева с грязью смешали, но Брежнев нам это почему-то запретил. Думаю, понятно, почему: Брежнев к тому времени стал уже бояться и Семичастного, и Шелепина (председатель КГБ с 1958 по 1961-й). Он, думаю, предполагал: сейчас они смешают с грязью Хрущева, а потом то же самое сделают и с ним. Активную кампанию против отца прекратили. Она возродилась уже в ельцинские времена” [19]. Н. Хрущева рисует, кстати, совсем другой образ Хрущева. И ботинком в ООН он не стучал, и его подставили с разгоном выставки художников-авангардистов: “сам Неизвестный говорил о нем: “Я понимал, что разговаривал с живым человеком”. Живот к животу, они спорили, он их учил, но понимая, что это не финальное слово. Это, кстати, было организовано КГБ, это было организовано Семичастным специально, зная, что Хрущёв человек пассионарный, взрывчатый, и вот они сейчас таким образом эту авангардную шушеру сметут. И никого не смели! Так что я думаю, что как раз эти истории на пользу памяти Хрущёва, а не против памяти Хрущёва” [20].
Мы живем в мире информации, как мы привыкли говорить. Но это принципиально неверно. Мы живем в мире информации, отобранной специально для нас. За бортом нашего внимания остается гораздо больше информации, чем мы ее получаем. А отбор это всегда фильтр. По этой причине мы живем в мире отфильтрованной информации, которая выстраивает мир по какому-то проекту. Информация становится не описанием, а строительством мира, где журналисты лишь каменщики в руках какого-то тайного архитектора, в роли которого сегодня часто выступают анонимные политтехнологи.
Иногда это строительство делают с помощью привлечения на улицы толп народа, возбужденных негативной информацией. Но надо помнить, что нас выводят на улицы не просто так. А. Александров: “Успешный” протест – это не причина смены элит, а ее следствие. Проще говоря, сначала элиты договариваются между собой, а уже потом “оформляют” свое решение через “волю народа” [21].
Мир живет между позитивом и негативом. Но и тот, и другой, могут быть как правдой, так и ложью. И об этом мы никогда не узнаем, но на баррикады пойдем.
Литература:
